Об одном из мест в Могилеве, где расстреливали жертв богоборческой власти.

«… И слышали как стонала земля».

image.…Издавна это место именовалось «Конские могилки» — тут хоронили скотину, отслу­жившую свой век. На пятнад­цатом году Советской власти в этом пригороде Могилева был образован колхоз, который в скором времени объединили с другими хозяйствами в сов­хоз «Давыдовка». И в колхозе, и в совхозе волы и кони про­должали дохнуть, даже гораз­до охотнее, чем раньше. Ско­томогильник пополнялся. С некоторых пор сюда пристави­ли сторожа и обнесли террито­рию непривычно высоким за­бором. По ночам за этот забор заезжали машины, слышались приглушенные голоса, несколь­ко выстрелов, и машины уез­жали. Так продолжалось долго, несколько лет подряд, почти каждую ночь, летом чаще, зимой реже. «Как много больной скотины стало»,- мог подумать кто-нибудь. Но так мог поду­мать лишь человек со стороны. Местные жители доподлинно знали: за забором стреляют не скотину — людей. Во-первых, и сторож был не безъязыким, во-вторых, ребятишки, несмот­ря на строжайшие запреты ро­дителей, лазили за забор. Сов­сем немного их осталось, ныне пожилых людей, проживших трудную и горькую жизнь. Но впечатления детства не забы­лись…

Палачи экономили патроны — в затылок каждой жертвы только один выстрел. И если он оказывался неудачным и чело­век еще подавал признаки жизни, его сталкивали в яму вместе с другими убитыми, — «и так додохнет!» И слегка присыпали землей, тоже не очень усердствуя: завтра новая партия обреченных ляжет поверх… Прибегавшие по утрам ребятишки видели кое-где тор­чащие из-под земли руки, но­ги, слышали иногда глухие стоны, видели «дышащую» зем­лю и убегали в страхе. Кое-ко­му из раненых удавалось вы­ползти. Два таких факта вспо­мнили люди. Одного мученика в полубессознательном состоя­нии подобрал кто-то из мест­ных жителей, продержал у се­бя дома несколько дней, пока человек чуть оклемался и ушел. Второму повезло больше: он оказался даже не раненым, — то ли патрон оказался брако­ванным, то ли палач «схалту­рил», то ли еще что… Ночью этот человек выбрался из мо­гилы со связанными сзади ру­ками и деревянной пробкой во рту (такие пробки-кляпы ис­пользовали, чтобы «процедура» проходила без лишнего шума) и постучал в калитку своего знакомого…

Двое спасшихся, фамилии ко­торых нам пока не известны. И сотни (или тысячи?) оставшихся в скотомогильнике навечно. Кто эти люди? Чем они прови­нились?

…ПЕРВЫМИ в эту землю в начале 20-х годов легли отец Николай, настоятель ближай­шей церкви (и сама церковь ненадолго пережила своего служителя, сейчас на том мес­те школа) и несколько ксенд­зов. Это было то печальное для церкви время, когда нача­лись массовые репрессии против ее служителей (сверх­секретное письмо Ленина Мо­лотову на этот счет, опубли­кованное в апрельских номе­рах «Собеседника» и «Известий ЦК КПСС», многое проясни­ло). По некоторым сведениям, с 1917 по 1922 г. в стране было расстреляно более 300 тысяч священнослужителей (из упо­мянутого письма: «Чем боль­ше…, тем лучше»), из них око­ло 4 тысяч монахинь.

Не обошел этот смерч и Могилев, уложив в одну моги­лу служителей разной веры. Потом скотомогильник попол­нялся все активнее — и верую­щими, и атеистами, и граждан­скими, и военными, и крестья­нами («кулаками»), и интелли­генцией («гнилой»). Пока нам известны фамилии лишь пяти жертв, остальные будем пы­таться установить, и в боль­шинстве случаев это, видимо, не удастся…

Страшная бойня на скотомо­гильнике кончилась то ли в тридцать восьмом, то ли в тридцать девятом году. В со­рок первом Могилев заняли немцы. Место приглянулось им хорошим песком для стро­ительных работ. Это можно считать началом раскопок — нового периода в истории ско­томогильника. Фашисты оказа­лись недурными психологами. Говорят, что накопав довольно внушительную груду костей, они установили рядом с ней дощечку с надписью: «Посмот­рите, что с вами делали рус­ские!» (по другой версии, над­пись выглядела так: «Посмот­рите, что с вами делал Ста­лин!»). Не исключено, что и это подтолкнуло кого-нибудь в полицаи.

После войны здесь пробова­ли селиться люди, начинали обрабатывать землю. Однако плуг выворачивал человеческий скелет, и — бросал человек свою затею, уходил искать другое место.

Но очень уж хороший песок в образовавшемся карь­ере притягивал внимание стро­ителей. Постепенно начали раз­возить песок вместе с костями по городу — где-то эти кости замурованы в стены домов. Пе­сок отсюда возили и на детс­кие площадки, — и ребятишки находили в песочницах страш­ные «игрушки». Старик-старьевщик на худой кобылке соби­рал тут кости и отвозил на приемный пункт. Из них потом делали клей или костную му­ку … Даже останкам этих нес­частных не было покоя, ветром судьбы разносило их в разные стороны. И никто не поднял тревогу. Впрочем, может быть, кто-то и пробовал, да зажима­ли рот. Тогда эта тема была запретной.

Но вот настало иное время. Летом 87-го ребятишки, играя в карьере, нашли челюсть с зо­лотым зубом. Кто-то написал в райисполком. Спешно была создана комиссия (довольно внушительная: сотрудник крае­ведческого музея, судмедэкс­перт, начальник отдела военко­мата, сотрудник ВООПИК, сле­дователь прокуратуры), кото­рую возглавил заместитель председателя Октябрьского райисполкома Могилева В. Ф. Мартыненко. Четыре дня с по­мощью рабочих спецпредприятия велись раскопки. Однако, убедившись, что работа пред­стоит большая, а платят мало, рабочие взбунтовались и отка­зались ее продолжать. К этому времени было раскопано око­ло сотни человеческих остан­ков. Почти в каждом черепе дырка в затылке, кое-где ист­левшие остатки одежды, обуви, деревянных кляпов. Ожидае­мая версия — фашисты рас­стреливали здесь пленных из Луполовского концлагеря — не подтверждалась. Все пока­зывало на довоенный период. Однако такой вывод кое-кого, видимо, не устраивал. Был со­ставлен коротенький акт: «исто­рический период и факт унич­тожения людей не установлен». Выкопанные останки перезахо­ронили на Северном кладбище. Обнаруженные две челюсти с золотым зубом передали в банк. В банке долго не согла­шались принять столь необыч­ные ценности, не зная, по ка­кой статье их провести, но все же приняли. И на этом дело решено было замять. Однако среди членов комиссии оказа­лись совестливые люди, кото­рые не смогли молчать. Так о трагедии скотомогильника уз­нали в городе. Уже потом ак­тивисты «Мартиролога» разыс­кали свидетелей. И «Могилев­ские Куропаты» стали известны республике.

В прошлом году на могиль­нике был установлен освящен­ный Православной Церковью шестиметровый крест. Тогда председатель горисполкома не дал разрешения на проведение митинга-реквиема, и только благодаря поддержке народ­ного депутата СССР С. А. Габрусева несанкционированное мероприятие не закончилось штрафами организаторам и участникам.

И вот через год, третьего ноября, у этого креста вновь собрались тысячи людей по­клониться праху без вины уби­тых. Разрешение на митинг- реквием было подписано уже новым председателем горис­полкома — С. А. Габрусевым.

И Церковь, уже не таясь, при­няла в митинге активное уча­стие. Православную панихиду отслужил архиепископ Моги­левский и Мстиславский Мак­сим, католическую имшу спра­вил ксендз Владислав. Затем из выступлений свидетелей тех дней полувековой давности, членов общества «Мартиролог Белоруссии», молодежного объединения «Машека» перед собравшимися стала вырисовы­ваться жуткая история этого несчастного уголка белорус­ской земли.

Вот они, свидетели трагедии, один за одним с трудом под­нимаются на самодельную три­буну и говорят о наболевшем, о том, что полвека прятали в душе и вот — дожили-таки! — выплескивают вместе с рыда­ниями, через спазмы и мучи­тельный подбор слов…

Василий Михайлович Чиж, сын того сторожа, которому неволей судьбы выпала эта чудовищная доля…

Мартин Федорович Малинов­ский, который провел на Ко­лыме 15 долгих лет, хотя был осужден на десять. И до сих пор не знает, за что. Брат Иван начинал эту дорогу вместе с ним, но оказался слабее здо­ровьем, не вернулся…

Олег Павлович Станкевич, уроженец деревни Затишье Шкловского района. Из этой маленькой деревеньки «черная дыра» сталинизма поглотила 15 человек, среди них целая семья с детьми и стариками. Никто не вернулся. И никаких следов…

Евгения Николаевна Орловская тоже хотела выступить, но потом так и не смогла начать. Здесь, на скотомогильнике, расстреляны ее отец и дядя…

Притихли люди. Притихло нахмуренное небо. Затих ве­тер. Свечи, зажженные у кре­ста и в руках у людей, горят, не гаснут. Начавший было мо­росить дождь тоже остановил­ся…

— Господу Богу помо-олимся!..

Что ж, на земле не нашлось заступников у этих несчастных. А они и сейчас нужны их бе­зымянным останкам. Кому-то не понравился крест, установ­ленный годом ранее, была по­пытка его вырвать. Сил на это не хватило, но расшатали, и крест долго стоял в скорбном наклоне.

А внизу, в карьере, прямо под крестом, мусоросборщики устроили свалку. Вот и в этот день, 3 ноября, водитель убо­рочной машины поленился ехать на мусоросвалку за го­род, разгрузился под крестом. Господи, что стало с нашими душами!

Искалечены души, искалечен язык, искалечены память, исто­рия, испоганены народные тра­диции, храмы, культура… Кому разгребать эти авгиевы конюш­ни? Начинать — нам!..

М. Булавацкий